«РУССКИЙ МИР» В ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ БЕЛОРУССКОЙ СТУДЕНЧЕСКОЙ МОЛОДЕЖИ
Aннотация
«Русский мир» – амбициозный цивилизационный проект Русской православной церкви, призванный дать ответ многим глобализационным вызовам: утрате социокультурной идентичности, размыванию ценностных оснований, размежеванию некогда общего геополитического пространства. В то же время приведенные в статье результаты контент-анализа и данные ассоциативного эксперимента свидетельствует об отсутствии среди белорусской молодежи осмысленных представлений как о самой идее «Русского мира», так и перспективах ее реализации.Ключевые слова: государственная идеология, национальная идея, политическое мифотворчество, историческая память, Русская православная церковь
Введение
«Русский мир» – амбициозный проект Русской православной церкви Московского Патриархата (далее – РПЦ), призванный дать ответ многим глобализационным вызовам: утрате социокультурной идентичности, размежеванию некогда общего геополитического пространства, секуляризации. Насколько реален этот проект? Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, автором в ходе исследования ставились две основные задачи. Первая из них – анализ модели «Русского мира», ее предназначения, структуры и статуса в видении главы РПЦ Патриарха Кирилла. Вторая задача – выявление сформированности представлений о данной идее в современном белорусском обществе, с акцентом на адекватности восприятия студенческой молодежью перспектив ее возможной реализации и развития.
«Русский мир»: мечты, идеалы, конструкции
Первое программное оформление идеи «Русского мира» прозвучало из уст главы РПЦ – Патриарха Кирилла на открытии III Ассамблеи Русского мира в ноябре 2009 г. На протяжении последующих пяти лет патриаршее видение идеи «Русского мира» развивалось, уточнялось, дополнялось новыми чертами и противоречиями. В этой связи представляет интерес анализ выступлений Патриарха Кирилла в контексте его обращения к концепту «Русского мира».
Русский мир в представлении Патриарха Кирилла – в первую очередь цивилизационное понятие: это «особая цивилизация», «цивилизационное пространство», единство и общность которого определяется Предстоятелем РПЦ по факту крещения Руси в 988 г.: «Русский мир – единое духовное пространство восточнославянских стран-наследниц исторической Руси» [1]. Помимо приведенных трактовок, Патриарх определяет Русский мир как «русский способ жительства», поддерживаемый «общими государственными границами». Попытка уточнить предложенное нетривиальное определение уводит к еще большей абстракции: «способ общественного жительства, который во всем мире ассоциируется с русской традицией» [2]. Содержание, особенности и отличия «русского способа жительства» от иных способов жительства Патриархом не раскрываются.
В приведенном контексте в качестве основной характеристики представляется обоснованным выделить не столько «понятие» и «способ», сколько «пространство» Русского мира. Пространственное измерение требует определения уже не только духовных и цивилизационных, но и формальных границ, создающих, однако, «лишние препятствия между народами Русского мира», одним своим наличием греша «против исторической правды…» [2]. Поэтому на сегодняшний день территория Русского мира гораздо шире территории Российской Федерации – ядром его выступают государства, «образовавшиеся на пространстве исторической Руси» [3]: Россия, Украина и Беларусь.
В более-менее очерченные границы Патриархом включены Молдавия и Казахстан, а также «другие страны исторического пространства Руси». В одном из последних выступлений 21 января 2015 г. Патриарх вносит существенное уточнение уже о «восточнославянских странах-наследницах исторической Руси», которое, однако, также требует дополнительных пояснений, вкладываемых в данное определение смыслов. В идеале Русский мир может стать подобием византийской цивилизации – именно это, по мнению Патриарха, и есть «высший, всечеловеческий уровень общественного бытия» [3].
Кроме перечисленных стран, важной составляющей Русского мира является вся зарубежная русскоязычная диаспора и все православные общины, охваченные деятельностью как РПЦ, так и Русской Зарубежной Церкви (РПЦЗ). В перспективе же к стране Русского мира может быть отнесена любая страна, в которой русский язык используется как язык межнационального общения, развивается русская культура, хранятся русская общеисторическая память и единые ценности.
Неуклонно расширяющиеся в риторике главы РПЦ географические границы Русского мира потребовали более четкого определения его оснований, которые и были сформулированы Патриархом в 2009 г. Таковыми, по его мнению, являются: 1) православная вера, 2) русская культура и язык, 3) общая историческая память и общие взгляды на общественное развитие[1][2].
Очередность предложенных оснований имеет для РПЦ принципиальное значение. Признавая вклад других традиционных конфессий и даже светских течений мысли в созидание русской цивилизации, базовой ее опорой предсказуемо становится «вселенский характер Православия, лежащего в основе мировоззрения большинства из тех людей, которые осознают себя частью Русского мира» [3]. Именно религиозное измерение Русского мира Патриарх последовательно отстаивает и в последующих выступлениях: «в центре цивилизации, к которой мы принадлежим, – евангельские ценности» [4].
В то же время, если в случае с первоисточником Русского мира позиция РПЦ последовательна и логична, то с содержанием и значимостью двух других оснований можно отметить некоторые сложности и противоречия.
Являясь в представлении Патриарха вторичными по отношению к православию и РПЦ, русская культура и язык занимают промежуточную вторую позицию в перечне трех оснований Русского мира. Русская культура как «стыковочный узел для соединения с другими национальными традициями» и «самобытные способы и форма выражения ценностей» [2], а также русский язык как «коммуникационный элемент», возникший в результате «совместных усилий людей разных национальностей», являются «общим достоянием всех народов Русского мира» [2]. Значимость русского языка как «средства коммуникации» является, однако, небесспорной, поскольку «говорить на русском языке или понимать русский язык – это не единственное условие принадлежности к Русскому миру» [5].
Поэтому третьим основанием Русского мира выступает «общая историческая память и общие взгляды на общественное развитие», суть которого может быть сведена к необходимости почитания общих памятников, дат и имен, связанных с важнейшими событиями отечественной истории. Об их конкретном перечне и смысловом наполнении можно и нужно договариваться в целях «достижения согласия в интерпретации тех или иных событий прошлого, оценки исторических фигур» [6].
«Единство исторического сознания», по-видимому, призвано учитывать уроки истории, так как, помимо выработки компромиссных оценок событий (моделей) прошлого, предполагает «преодоление имущественной пропасти», уже приводившей страну к революциям и социальным потрясениям. Однако едва ли не главной угрозой Русскому миру, по мнению предстоятеля РПЦ, выступают «антирелигиозные гонения, преследования людей за мирно выражаемые убеждения, подавления гражданских свобод», «агрессивный секуляризм», «воинствующий антиклерикализм» и т.п. явления [6]. Учитывая, что главным основанием Русского мира в модели РПЦ выступает православие, подобная позиция является вполне последовательной, хотя постоянные отсылки к ужасам безбожного прошлого, присутствующие практически во всех публичных выступлениях Патриарха, свидетельствуют не столько о реальных угрозах, сколько об отождествлении Патриархом границ Русского мира и РПЦ.
В 2010 г. «три источника, три составные части» Русского мира дополняются еще одним, четвертым основанием – «единой системой ценностей», впервые включившей в себя их конкретный перечень. К данной системе Предстоятель РПЦ относит достаточно разноплановые: «религиозную веру и межрелигиозный мир, свободу и нравственное совершенствование личности, самопожертвование ради других, крепкую семью, уважение старших, соборный совет и действие, творчество, трудолюбие, справедливость, любовь к Отечеству, заботу о сотворенном мире» [3].
В целом, за исключением пункта о православной вере как базовой основы Русского мира, приходится констатировать отсутствие внятных смысловых границ данного концепта даже у главы РПЦ. Так, в трех абзацах одного выступления на тему Русского мира 6 сентября 2014 г. Патриархом четырнадцать раз употребляется обезличенное местоимение «это» («эту цивилизацию», «эту концепцию», «эти ценности» и т.п.) [4], а терминологический разброс в контексте рассматриваемой темы насчитывает около полутора десятков вариантов, каждый из которых несет самостоятельную смысловую нагрузку («цивилизационная модель», «цивилизационная основа», «цивилизационная традиция», «цивилизационное пространство», «цивилизационное понятие», «цивилизационный центр» и т.п.).
Отдавая явный приоритет цивилизационному измерению Русского мира, глава РПЦ несколько раз допускает оговорки, свидетельствующие и о его желаемом политическом воплощении. В частности, в тексте одного и того же документа Патриарх Кирилл заявляет, что, с одной стороны, Русский мир «не является инструментом политического влияния Российской Федерации». С другой стороны, по его мнению, Русский мир «может стать сильным субъектом глобальной международной политики» и «значимым игроком на мировой арене» – ведь цивилизационная традиция неизбежно «существует в условиях различной политической и общественной самоорганизации» [2; 3].
Цель нового, именно политического измерения Русского мира осознанна: «В глобальном мире невозможно игнорировать международные структуры, а потому Русский мир должен активно присутствовать на международных площадках» [7]. Следует обратить внимание, что, в отличие от представлений о самом концепте, в РПЦ присутствует четкое представление и о наиболее значимых акторах политических процессов, и о приоритетных формах межгосударственных образований. Ключевая роль в политических процессах отводится уже не народам, а «элитам и межэлитным отношениям», а также крупным международным политическим игрокам: «организациям системы ООН, ОБСЕ, Советом Европы, Европейским союзом» [7]. Оптимальной же формой Русского мира в условиях глобализации и децентрализации «может оказаться теснейшее интеграционное сотрудничество равноправных суверенных государств» – например, в форме «наднационального проекта». РПЦ и русское православие в предложенном раскладе уже становятся геополитическими факторами [8].
Идеальная конструкция Русского мира как некоего нового «Четвертого Рима» была бы неполной без сакрализирующего начала, в роли которого, помимо вселенского характера православия, уже традиционно выступает борьба с «врагом», угрожающим провозглашенным целям и ценностям. Однако, если перечень оснований и ценностей Русского мира условен и требует дополнительных уточнений, но все же присутствует в программных заявлениях Патриарха, то образ «врага» так же традиционно абстрактен.
Врагом выступают «противники, которые пытаются в России видеть врага», «эти люди из иного лагеря», «властные политические и экономические центры», «те, кто…». Причем «те, кто…», тем не менее, считают, что славяне «не имеют права на свой духовный и культурный мир», что является, по мнению Патриарха, «абсолютно неправомерным подходом» [4]. Максимально обезличенный образ врага приобретает некоторые конкретные черты лишь в единственном случае: «наши противники, в том числе националистические настроенные силы на Украине» [4].
Наличие врага предсказуемо предполагает борьбу и противостояние, тем более что не беспокоиться о Русском мире означает «ослушаться Самого Бога». Поэтому первоочередное значение приобретает не столько способность к мирному развитию, сколько «способность защищать традиции своего народа, его религиозные и культурные ценности…» [2]. Для того, чтобы «не быть поглощенным различными властными политическими и экономическими центрами» «люди, несогласные быть переплавленными с другими…» [7], борются против «этой страшной перспективы раствориться в одном общем пространстве» [5].
Гипотетическая возможность принять страдания, муки и смерть придает Русскому миру уже сакральный смысл, в очередной раз отсылая к неназванным противникам и мученикам: «Одно это понятие … выводит из себя наших противников, которые пытаются в России видеть врага… И уж как достается всем, кто смеет употребить одно только словосочетание Русский мир!» [4].
Таким образом, сочетание заявленных культурного плюрализма и религиозного монополизма, цивилизационного измерения и политической формы воплощения «Русского мира» оставляет широкое поле деятельности по совершенствованию предложенной доктрины. Общую же конструкцию «Русского мира» в интерпретации РПЦ можно представить следующим образом:
«Русский мир»: реалии белорусского общества в репрезентации студенческой молодёжи
Как уже было сказано, одним из главных оснований Русского мира, помимо православной веры, по мнению главы РПЦ, является общая историческая память: «У наших народов присутствует сильное сознание непрерывности и преемственности русской государственной и общественной традиции, начиная со времени Киевской Руси и заканчивая нынешней Россией, Украиной, Белоруссией».
В этой связи одной из задач исследования стало выявление оценок белорусской студенческой молодежи фактических места и роли православия и РПЦ в общей исторической памяти, национальном самосознании и менталитете белорусского народа, а также в современных политических процессах. Методологической базой исследования[2] выступили анкетный опрос, а также ассоциативный эксперимент. Опрос проводился в высших учебных заведениях пяти белорусских областных центров: Минске, Бресте, Могилеве, Витебске и Гродно. Студенческая молодежь представлена тремя самыми популярными в Республике Беларусь специальностями: правоведение (государственное управление и право), экономика и управление на предприятии (государственное управление и экономика), информационные технологии (управление информационными ресурсами). Общий объем выборки составил 1281 человек. Отбор респондентов осуществлялся на основании их самоидентификации с одной из традиционных для Беларуси христианских конфессий (православия и католицизма).
Белорусские студенты высоко оценивают суверенитет и независимость Республики Беларусь, самобытность национального менталитета, являющихся для нее безусловной ценностью. Основу же белорусского менталитета, по мнению респондентов, составляют такие качества, как: терпимость (67,5%), трудолюбие (50,9%) и толерантность (49,1%). Приверженность белорусов христианским ценностям и духовность отметили лишь 5,3% респондентов.
Говоря об исторической преемственности, решающими факторами в формировании национального менталитета студенты считают исключительно Новейшее время: обретение в 1991 г. Республикой Беларусь независимости, предшествующие независимости советский период и эпоху перестройки (65 и 45,6% соответственно). Периоды пребывания белорусских земель в составе Киевской Руси и Российской Империи, а также в составе Великого княжества Литовского значимыми для белорусской государственности считают 9,6%, что дает основание предположить достаточно поверхностное отношение молодежи как к генезису белорусского менталитета и государственности, так и к значимости указанных факторов для современного этапа развития страны. Здесь же следует отметить, что, оценивая уровень национального самосознания, около трети респондентов обозначили его как низкий (33,3%) и средний (46,8%).
В то же время внешнеполитические ориентации конфессионально ориентированной студенческой молодежи однозначны – 76,3% главным направлением развития внешней политики Республики Беларусь считают укрепление связей с Россией. Однако, помимо общей культуры двух славянских народов, связывается это направление с экономической целесообразностью: зависимостью белорусской экономики от импорта российских энергоресурсов, единым торгово-экономическим пространством и перспективными рынками сбыта. Такие социокультурные факторы, как общий государственный (русский) язык, общие история, христианские ценности и т.п. являются для респондентов малозначимыми, выявляя тем самым, с одной стороны, жесткий прагматизм студенческой молодежи, с другой – в некоторой степени ее традиционализм. Что касается ассоциативного ядра (частоты повторяемости ассоциаций), то Россия ассоциируется с предсказуемыми атрибутивными концептами «Путин», «Кремль», «Москва», а также безэмоциональными «страна», «сосед» и «нефть». Такие ассоциации, как «друг», «поддержка», «защитник», хотя и присутствуют, но являются единичными.
Отношение к Украине характеризуется ярко выраженной двойственностью восприятия. Ведущей ассоциацией, помимо «Киева», предсказуемо стала «война» и родственные ей «хаос», «беспредел», «страшно», «безвластие». Вторая устойчивая ассоциация – «соседи» («друзья», «братья»). Причем, в отличие от прагматичного образа России, восприятие Украины преимущественно яркое, позитивное, эмоционально-образное («патриотизм», «море», «красота», «Днепр», «подсолнухи», «солнце»).
В то же время, при всем многообразии ассоциативных рядов, насчитывающих до нескольких сотен ассоциаций в отношении России, Украины и Беларуси вместе взятых, присутствует лишь одно упоминание о православии. Отсутствуют и какие-либо родственные ассоциации (церковь, вера, духовность, традиция и т.п.). Само же православие ассоциируется с «верой», «храмом» и «богом», а также стереотипным набором таких атрибутов «народного православия», как: «свеча», «икона», «верба», «пост», «старушки», «священники». Иисус Христос в данном ряду оказался единичной ассоциацией.
Среди социально-политических институтов, наиболее эффективных в налаживании интеграционных процессов, Церковь заняла последнее место, так как, по мнению 55% респондентов, она призвана решать иные, неполитические задачи. Возможно, это объясняется также и тем, что в настоящее время идеологические доктрины традиционных конфессий, изначально выступая в качестве противопоставления (восточного – западному, нематериального – материальному, общего – личному и т.п.), трансформируются в инструмент формирования образа «врага» (Европы, либеральных ценностей, индивидуализма и т.д.).
Обращает на себя внимание и цельность ценностного фундамента конфессионально ориентированных студентов. Два блока ценностей (религиозных и либеральных), традиционно противопоставляемых друг другу, оцениваются респондентами в равной степени позитивно.
Ассоциативный эксперимент выявил равнозначность для опрошенных как основных религиозных идеологических трендов (духовность, коллективизм, традиционализм), так и светских конституционных принципов развития России и Беларуси (индивидуализм, права человека, демократия). Так, индивидуализм, вопреки активно внедряемому в общественное сознание стереотипу его инородности для славянского менталитета, имеет четко выраженное позитивное «ассоциативное ядро» и ассоциируется в первую очередь с «личностью» и «самобытностью». Коллективизм воспринимается через родственные ассоциации («команда», «единомыслие», «группа», «коллектив»).
Что касается непосредственно идеи Русского мира, то практически равные значения набрали такие ее разноплановые характеристики, как: а) утопии (20,4%), б) перспективного направления внешнеполитического развития страны (19,4%), в) утраты независимости и суверенитета Республики Беларусь (19,3%). Наибольшее значение (21,3%) оказалось у варианта: «Беларусь – самобытное государство со своей уникальной культурой, языком, традициями и ценностями, ей не нужно ни с кем объединяться». Оценка Русского мира как «возвращения к историческим и культурным истокам, общему прошлому славянских народов» заняла последнее место.
Подтверждением «размытости» идеи Русского мира в сознании белорусских студентов выступают и данные ассоциативного эксперимента, характеризующиеся множественными разрозненными ассоциациями и отсутствием «смыслового ядра». Довольно обширный ассоциативный ряд можно охарактеризовать как абстрактный и в целом позитивный («единство», «дружба», «сила», «правильный», «союз»), хотя в нем присутствуют и такие негативные ассоциации, как «сказка», «отсталость», «разобщение».
Подводя краткий итог, можно сделать следующие выводы:
В идеальной перспективе «Русский мир» в версии Патриарха Кирилла видится аналогом Византийской цивилизации, новым «Четвертым Римом», который собрал бы «страны русского мира» в глобальный цивилизационный проект, суть которого кратко можно обозначить как компромисс между религиозным монополизмом и культурным плюрализмом. В качестве главных оснований «Русского мира» соответственно заявлены: православная вера, русская культура и язык, общая историческая память и единая система ценностей. В реальной перспективе проект «Русского мира» предполагает декларацию своего цивилизационного измерения с фактическим воплощением в конкретной политической форме.
Проведенные нами исследования дают основание предположить, что в настоящее время у белорусской студенческой молодежи нет осмысленного представления как о самой идее «Русского мира», так и о возможных перспективах ее реализации. В числе значимых оснований «Русского мира» пока можно назвать только общий (русский) язык. Значительное расхождение в оценках восприятия трех других оснований «Русского мира» (православная вера, историческая преемственность и единая система ценностей), а также отсутствие ассоциативного ядра по предложенным позициям свидетельствует о том, что у студенческой молодежи эти представления пока либо вообще не сформированы, либо слабо структурированы, т.е. не являются значимыми в ее ценностно-мотивационной системе.
Насколько проект «Русского мира» востребован на постсоветском пространстве и адекватен его социокультурным и современным политическим реалиям, возможно ли его перемещение из области политического мифотворчества в тонкий мир реальных объединяющих начал, зависит от множества факторов и условий. Основным из них видится способность творцов предложенной доктрины к ее критическому осмыслению и переходу от перманентного поиска «врага» и идеалов противостояния Запада и России к направлению мирного и созидательного развития стран и народов.
[1] Следует обратить внимание, что в «Декларации русской идентичности», принятой по итогам заседания XVIII Всемирного русского народного собора в 2014 г., применительно к русской идентичности предлагается другая очередность основных составляющих, в которой православие уступает свое место русскому языку: «это человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа» [1].
[2] Исследование выполнено в рамках темы НИР «Выявление ценностных ориентаций молодежи и механизмы ее масштабного привлечения к государственному строительству», утвержденной Администрацией Президента Республики Беларусь (№ госрегистрации 20140192)
Список литературы