Введение (Introduction). Предложенные 28 приоритетных направлений развития «умных городов» для обсуждения на дискуссионных площадках Всероссийской научной конференции ХХII Дридзевские чтения «Прогнозное социальное проектирование: диагностика развития «умных городов» указывают на серьезную концентрацию вопросов, которые накопились в связи с доминированием технократического подхода, определяющего тенденции и способы трансформации традиционных городов – перевод их в разряд «умных». На наш взгляд, из 28 направлений важно выделить четыре главных, касающихся развития городских поселений: 1) качество жизни в «умном городе», 2) субъектность и управление в «умных городах», 3) «умное управление» в цифровом развитии города, 4) прогнозное социальное проектирование – технология управления будущим городов. Эти направления при «умном» социально-контекстуальном подходе могли бы действительно определить эффективный социально-ориентированный вектор развития и научно-обоснованную трансформацию традиционных городов, поставив во главу угла изучение реальных проблем горожан и локальных социальных ситуаций, сложившихся в городских поселениях.

Пока же при рассмотрении базовых документов ведомственного проекта «Умный город» можно говорить скорее о том, как органы власти пытаются оценивать свои мероприятия и достижение целевых показателей (индексов) отчетности ведомственной программы Минстроя России, по сути, очень слабо связанных с реальными запросами и проблемами каждого из пилотных поселений. В частности, в 2022 году, заложенные 18 тематических блоков – целевые (базовые) показатели, а также 24 дополнительных показателя Стандарта «умного города» нацелены в большей степени на фиксацию тенденций автоматизации и интеграции муниципальных электронных сервисов в систему межведомственного электронного взаимодействия, а именно для оптимизации обеспечения предоставления в электронной форме государственных и муниципальных услуг, исполнения государственных и муниципальных функций через платформы обратной связи (ПОС) «Госуслуги. Решаем вместе», подачу документов в МФЦ, РГИД, ГИСОГД и др. В целом полезность указанных тенденций можно рассматривать с позиции организации процессов оперативного получения государственных услуг и транспарентности данных как открытость, достоверность и доступность (Савельев и др., 2021). Но ведомственный проект охватывает также проблемы модернизации и оптимизации городской инфраструктуры, строительства жилья, благоустройства города в рамках задач национального проекта «Жилье и городская среда». В связи с этим регионы, а именно муниципальные образования разных областей и уровня - от малых городов до мегаполисов, оценили возможности проекта Минстроя России как попытку «присоседиться» к стороннему источнику финансирования. Губернаторы уже рассматривают потенциальную возможность решить за счет проекта вопрос с коммунальными коммуникациями в городских поселениях, износ которых по данным Счетной палаты составляет 60-70%, а по данным независимой экспертизы достигает 80%. С этой целью губернатор Псковской области, которая уже получает 178 млн. на проектные задачи «умного города» Великие Луки, сделал запрос министру строительства, чтобы в проект могли попасть районные центры, а именно малые и средние города. По мнению губернатора, это вынужденная необходимость, т.к. физический износ объектов инженерно-коммунальной инфраструктуры в Псковской области достигает 78%, а чтобы привести в нормативное состояние все системы тепло- и водоснабжения региону требуется не менее 10 млрд рублей. Только после этого можно будет создать некий цифровой центр управления, информационно-аналитический центр, в котором руководители региона и соответствующие ведомства смогут получать исчерпывающую аналитическую информацию о проблемах ЖКХ, прогнозировать возможные аварии. Но как мы понимаем, в таких объемах финансировать малые и средние города всех 89 регионов России никто не будет, а «инструментальный» технократический подход просто забуксует из-за указанной проблемы с системой ЖКХ, и множества других социальных, экономических и организационно-управленческих проблем городов. Плюс такие перманентные, бессистемные решения для отдельных муниципальных образований создают неравные шансы поддержания и развития городских поселений, становятся причиной воспроизводства различных социальных противоречий и избыточных типов неравенств (индивидуальных, социальных, экономических, политических и др.), что фиксировали ещё социологи первой волны (Аитов, 1987)

Что-то подобное происходило с реформированием наукоградов, которые получали финансирование на поддержание социальной инфраструктуры на основании полученного статуса «наукограда». Сегодня сложно оценить эффективность и отдачу всех направленных финансовых средств в наукограды, но эти города уже прошли свой трансформационный путь в постсоветский период, и некоторые из них, к сожалению, перестают в прямом смысле быть научными центрами, превращаясь либо в спальные районы, в которых идет массовая застройка и давно поменялся состав населения, либо становятся административными придатками Москвы, как в случае с городом Троицком, где идет массовая вырубка леса под застройку различных административных объектов и жилищного строительства.

К сожалению, исходя из проведенных в стране реформ, мы можем констатировать, что целеполагание реформирования регионов и городских поселений, формируемое и спускаемое в виде целей и задач «сверху», в большей степени опирается на гипертрофированные экономические принципы стратегического управления, закладывая в документы проектирования в большей части технико-технологические и экономико-аналитические данные в виде целевых показателей, от которых все ждут чудесных, порой сиюминутных инструментальных преобразований. Однако, они скорее нагромождают организационную структуру различными искусственными надстройками, призванными в короткий промежуток времени сопроводить новомодный дискурс (как пример, «технопарки», «бизнес-инкубаторы», «кластеры» и т.п.), не вкладывая в них реального смысла управленческих задач для качественных социально-организационных изменений и знаний управленческого типа, гарантирующих достижение реальных целей (социальных эффектов от решения проблем), а не обеспечение ложных смыслов и достижение отчетных значений показателей. По сути, на подобных основаниях формировался и рейтинг (система индексов) «IQ городов», представляющий набор технолого-технологических индексов на основе зарубежных систем рейтингования «умных городов», без учета социокультурных и социально-экономических особенностей российских поселений. В ходе же внедрения рейтинга разработчиков в большей степени волновали вопросы и проблемы, связанные с получением и трансфертом данных:

- проблема «калибровки» – систематизации «умных» территорий, т.к. у нас не города, а муниципальные образования (городские округа, городские поселения и т.д.);

- отсутствие данных в муниципалитетах по субиндексам;

- сложная иерархия различных ответственных учреждений (нарпимер, для получения данных по остановочным павильонам необходимо подавать запрос в: Минстрой, Минтранспорт, Минцифры);

- подходящие данные имеются только в региональном разрезе;

- отсутствие или недостаточное наличие данных в федеральных органах исполнительной власти и др.

Как мы видим, информация о социально-значимых проблемах и локальной ситуации в потенциальных «умных городах», которая должна изучаться и закладываться в процесс разработки и реализации стратегических решений по развитию городов, уходит на второй план, а может быть и вовсе не востребована. По нашему мнению, квазимодернизация городов на основе узкоспециализированных технико-технологических и экономико-центричных данных может означать не только фиаско очередной реформы, но и погрузить в забвение, привести к вымиранию ещё большее количество средних и малых городов, которых пока насчитывается порядка 900.

Методология и методы (Methodology and Methods). Группа российских исследователей, изучившая опыт реализации мировых практик внедрения смарт-технологий в городскую среду, а также предложившая концепцию продвижения смарт-технологий в практику отечественного городского ребрендинга на основе критического осмысления опыта реализации элементов системы «умный город» в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Казани (Василенко и др., 2018) пришла к выводу, что несмотря на то, что исследования указывают на неготовность горожан в крупных городах (не говоря уже о малых и средних) пользоваться услугами «умного города», в мегаполисах продолжают активно создавать для этого условия, строить «умные объекты», внедрять «умные системы». Ученые приходят к выводу, что «технократический проект «умного города», не связанный с историческими и социокультурными традициями, требует более серьезной гуманитарной адаптации…, а развитие «умных городов» — это не просто модный урбанистический проект, а весьма актуальная политическая задача» (Василенко и др., 2018: 11). Как констатируют исследователи, первый этап, к сожалению, мы уже упустили, по причине того, что для разработки концепции первых российских «умных городов» приглашали в большей части специалистов технического, информационно-коммуникационного и строительно-архитектурного профиля, но не ученых социальных и гуманитарных наук. Именно по этой причине на периферии внимания исследователей и ученых-практиков оставалось изучение готовности горожан к социальной и психологической адаптации инноваций, новых технологий в среде их проживания. В этом ключе важно обратиться к рекомендациям профессора А.В. Тихонов, который отмечает важность запуска мониторинга государственных реформ и реформирования властно-управленческой вертикали, и в первую очередь изучение функционирования органов власти и управления в контексте модернизации регионов и территориально-поселенческих объектов. Уже проведенные в этом направлении центром Социологии управления и социальных технологий ИС ФНИСЦ РАН исследования указывают на системный характер причин низкой эффективности административных реформ в РФ (Реформирование, 2017). Для решения указанной проблемы необходимо отнести к перспективным такие направления исследований, которые связаны с изучением проблем реформирования системы управления в стране, а именно с установлением противоречий между государством и обществом с позиций теории «общественного договора» (теории Гоббса, Сен-Симона, Конта, работы Дж. Ролза («Теория справедливости»), А. Турена («Возвращение человека действующего»), Т. Дональдсона (теория социального контракта), А. Грамши (фабрикация общественного согласия самим господствующим классом), где властно-управленческая вертикаль выступает как гибридный институциональный регулятор этих противоречий в условиях современных вызовов и угроз. Переводя это на низший уровень функционирования вертикали (местного самоуправления, уровень администраций предприятий в городских поселениях), можно говорить о том, что предметом исследования должно стать выяснение типа и характера социальных закономерностей в рамках концепции «умного договора», отражающих степень социальной поддержки горожанами работы тех или иных звеньев властно-управленческой вертикали в различных по количеству и составу городах, в конечном итоге, степень управляемости самого процесса цифровизации и модернизации территориально-поселенческих объектов. То есть сами жители «умных городов» должны задавать контуры креативного гуманистического проекта будущего, а приоритетной задачей сегодняшнего дня должно стать налаживание механизмов социальной обратной связи между властью и горожанами (в том числе за счет цифровых платформ), взаимодействующих в одном инфосоциальном и территориальном пространстве для:

- преодоления негативных тенденций, связанных с односторонним видением и решением городских проблем с позиции императива технологий;

- смягчения избыточных цифровых и социальных типов неравенств;

- повышения уровня качества жизни населения за счет создания эффективных институтов, отвечающих за качество социального воспроизводства.

По нашему мнению, для решения обозначенного комплекса задач необходимым условием является то, что исследование «умных городов» должно предусматривать выход на комплексное изучение и практическое решение проблем организации, проведения реформы по преобразованию традиционных городов в «умные». В соответствии с этим необходимо продолжать аккумулировать знания о проблемах, закономерностях и механизмах управления для упреждения «хромающих решений», а именно на основе диагностических исследований и натурных экспериментов в конкретных городских поселениях, с последующей за ними разработкой инструментальных средств технологий «умного управления» (Тихонов и др., 2020).

На фоне доминирования административно-управленческого и технико-технологический императивов в процессе трансформации городских поселений возникает социальный запрос на изучение тенденций развития российских «умных городов», в частности на проведение диагностических исследований и натурных экспериментов в конкретных городских поселениях для разработки социально-ориентированных стратегий развития городских поселений на принципах социальной обратной связи. Результатом работы могут стать специальные социотехнические технологии для конкретных территориально-поселенческих объектов – «умных городов». Такие технологии позволят на основе рационально-познавательных процедур изучить имеющиеся ресурсы, избыточные неравенства и организационно-управленческие барьеры через призму структурно-деятельностного подхода, учесть в прогнозно-проектной работе институциональные особенности дисфункциональности городских и региональных управленческих систем, а именно выявить их на основе эмпирических оценок субъектов управления региона (населения, экспертов) (см., например: Тихонов, 2009; Россия, 2017; Реформирование, 2021). По сути, указанные процедуры обеспечат рационализацию управления («умное управление») территориально-производственных и территориально-поселенческих групп за счет использования целеформирующих коммуникативных диагностических технологий (см., например: Дридзе, 1994; Акимкин, 2015; Щербина, 2018).

Для изучения качества жизни в городских поселениях и деформирующих его избыточных социальных и цифровых неравенств можно применить разработанную в Центре социологии управления и социальных технологий ИС ФНИСЦ РАН методологию рефлексивного управления. Она позволяет обнаруживать различия или сходства в управлении территориально-поселенческими объектами, устанавливать социально-значимые проблемы и организационно-управленческие барьеры, организовывать при запросе органов власти и управления анализ их влияния на различные типы неравенств, разрабатывать механизмы управления территориально-поселенческими объектами (Богданов и др., 2022).

Научные результаты и дискуссия (Research Results and Discussion). Говоря о тенденциях развития «умных городов» важно понимать, какие смыслы сегодня закладываются в это понятие, каким эвристическим и диалектическим потенциалом оно обладает для социокультурных и социоэкономических преобразований. По этому поводу автор данной статьи, на очередных Дридзевских чтениях (2017 г.), задал вопрос известному российскому социологу, архитектору и урбанисту Яницкому Олегу Николаевичу, а именно уточнил, как он относится к новомодному дискурсу, посвященному проблематике «умных городов», и какой смысл он вкладывает в это понятие. В итоге получил ответ, что для него, это какая-то не совсем понятная смысловая конструкция, и что с ней будет дальше совсем непонятно.

Если обратиться к мнению авторитетного в России эксперта в области территориального развития, исследователя архитектурного наследия Вячеслава Леонидовича Глазычева, то он вкладывает конкретное содержание в это понятие и связывает его с попыткой реформирования городов в соответствии с потребностями современного общества.

На наш взгляд, наиболее четкое определение, соответствующее роли и функциональному назначению городов будущего, предложила рабочая группа ООН «Объединение для «умных» устойчивых городов (U4SSC)»: ««Умный» устойчивый город – это инновационный город, использующий ИКТ и другие средства для повышения уровня жизни, эффективности деятельности и услуг в городах, а также конкурентоспособности, при обеспечении удовлетворения потребностей настоящего и будущих поколений в экономическом, социальном, природоохранном, а также культурном аспектах».

В настоящее время исследователи c учетом их понимания и осмысления процессов становления и развития «умных городов» предлагают различные версии определения статуса и функционального назначения таких поселений, содержание которых можно связать с одним из трех этапов эволюции западных Smart Cities. Их предложил американский исследователь Бойд Коэн (Cohen, 2015) в своей концепции фазового урбанистического развития умных городов. SmartCity 1.0, абсолютно технократичекий проект, выражающийся в экономико-технологических интересах корпораций по продвижению новых высокотехнологичных продуктов во все сферы жизнедеятельности общества. Начало этой фазы можно связать с 90-ыми годами прошлого столетия, когда стремительно создавались высокотехнологичные кластеры в Японии и США. В 2000 годах, это цифровизация городской среды как борьба за инвестиции, кадры (Нью-Йорк, Лондон и др.). В наше время – создание имиджевых Smart Cities с нуля - Сонгдо, Масдар, Конза и др. В городах этой фазы развития система городского управления была полностью сосредоточена на завоевании уникального технологического лидерства, что диктовалось брендовыми высокотехнологичными компаниями. В этом случае не приходится говорить о механизмах включения горожан в процессы управления городом (Townsend, 2013).

SmartCity 2.0, это фаза связана с упорядочиванием влияния высокотехнологичных компаний на города, которые стали избирательно использовать умные технологии для повышения качества жизни горожан, интегрируя их в свои стратегии развития, создавая интеллектуальные системы управления городским хозяйством. В частности, происходит наложение виртуальных и нематериальных параметров (urban software) городского развития на привычные материальные элементы (urban hardware). В качестве примера можно привести Барселону, где в рамках муниципальной стратегии было реализовано порядка 140 малых проектов, позволивших улучшить функционирование городской среды. Сегодня по этому пути идут Москва, Санкт-Петербург и пилотные города, но это уже считается экстенсивным подходом с превалированием технократических стратегий.

SmartCity 3.0, можно обозначить как антропоцентричную фазу, в основе которой заложено социально-технологическое понимание того, что люди меняются быстрее, чем города. Поэтому необходимо опираться на развивающиеся интересы людей, их досуг и работу. В качестве примера можно привести такие города, как Вена, Сингапур, использующие креативный потенциал студентов, горожан, бизнеса для принятия решений по развитию города, а также для поддержки инноваций и их пилотирования в городской среде.

Отдельные исследователи выделяют уже 4 и 5 фазы развития умных городов, связывая их с переходом к стратегиям умных наций. Это в первую очередь опыт Сингапура по разработке и реализации стратегии «Умная нация», а также Японской стратегии по построению общества 5.0. Обе стратегии направленны на создание социума сотрудничества через объединение ресурсов не отдельного человека, а социума в целом через интеграцию физического и кибернетического пространств (Норицугу, 2017; Камолов, 2019).

Если вернуться к отечественному опыту трансформации городских поселений, то как правильно отмечает известный российский архитектор, градовед А. М. Лола, нам ни в коем случае нельзя оценивать городскую среду критериями городов Запада. Притом, что системное управление развитием городов на Западе стало нормой уже в XX веке, но не стало чем-то подобным для современной России, которая получила в наследие от СССР порядка 1600 новых городов, оказавшись без целостной общегосударственной системы расселения, её инфраструктуры. Такое положение дел привело к критической дифференциации территориально-поселенческих объектов, появлению большого количества «объективных» и «субъективных» факторов неравномерного развития, среди которых: численность населения, экономико-географическое положение, функции и статус города, унаследованная инфраструктура, политика властей разного уровня и крупного бизнеса, качество городской среды и человеческий капитал (Голубчиков и др., 2013). То есть городские поселения, которые были лишены 70 лет основ и механизмов собственного городского управления, а градообразующая база создавалась на основе отраслевого государственного планирования под эгидой марксисткой политэкономии «размещение производительных сил страны», столкнулись сегодня с срезными вызовами выживания, особенно малые и средние города. В связи с этим современная Россия нуждается в становлении новой отечественной системы управления, которая бы позволила избавиться и перейти от рудиментов жесткой административно-командной системы к новым принципам организации управления на основе синкретизма «самоорганизация – организация – управление». Последнее звено – «управление», должно решать задачи не в духе административного подчинения «я начальник, ты дурак», а формировать условия для воспроизводства социальной и социально-сетевой субъектности (см., например: Мерзляков, 2021; Реформирование, 2021; Демьяненко, 2022) для разрешения социальных противоречий города, региона. Это позволило бы приблизить городские системы управления к полноценному включению заинтересованных горожан в процессы управления городом и определить конкретные основания для закрепления контуров «умного договора». В представленном контексте можно обратить внимание на некоторые тенденции и аспекты «умного публичного управления», разворачиваемого в «умных городах» Запада. С одной стороны, оно выражается компонентом легитимности, когда принятие решений сосредотачивается на укреплении легитимности городского управления посредством достижения лучших результатов политики с точки зрения повышения качества жизни и устойчивого развития, а с другой, на актуализации участия граждан и открытых форм сотрудничества (см. например: Василенко и др., 2022;). Получается в основе такого «умного управления» городами заложены две взаимоувязанные перспективы: содержание действий правительства как источника легитимности правительства, определяющие и запускающие процессы публичного управления на местах (см., например: Захарова, 2022; Scharpf, 1999; Meijer и др., 2016).

Если говорить про отечественный опыт, то мы пока видим, как с 2018 года в рамках национального проекта «Жилье и городская среда» и национальной программы «Цифровая экономика» предпринимаются попытки цифровизации городского хозяйства пилотных «умных городов». Разработчики ведомственного проекта заявляют, что проектные мероприятия направлены на формирование эффективной системы управления городским хозяйством, повышение конкурентоспособности российских городов, создание безопасных и комфортных условий для жизни горожан и базируются на 5 ключевых принципах: ориентация на человека, технологичность городской инфраструктуры, комфортная и безопасная среда, повышение качества управления городскими ресурсами, акцент на экономической эффективности, в том числе, сервисной составляющей городской среды. Однако, в качестве основного инструмента реализации этих принципов называется внедрение передовых цифровых и инженерных решений в городской и коммунальной инфраструктуре. В итоге объектом преобразований становится город (его инфраструктура) в контексте объектно-ориентированного проектирования «умных городов», а ориентация на человека уходит на второй план. Это подтверждается и отсутствием в проектных разработках методологических и содержательных аспектов проблемно-ориентированного подхода для изучения реальных проблем «умных городов» и его жителей.

Подобные тенденции реформирования без горожан, имитации их прямого участия, прослеживаются и в ходе реализации смежного нацпроекта «Комфортная городская среда». Так по проектной документации нацпроекта изучение среды городской жизнедеятельности оценивается по 36 пунктам, расчет которых производится по специальным формулам на основе статистики и данных официальных документов, но никак не на субъективных оценках жителей городов. В итоге соучастие, прямое включение в разработку и реализацию градостроительных решений, подменятся вовлечением в рейтинговое голосование и обсуждение готовых проектов создания комфортной городской среды (Кияненко, 2022). В нашем понимании, реальное соучастие горожан в изменении городской среды должно осуществляться на принципах социально-обоснованного градоустройства, подразумевающего активную самодеятельность жителей в решении социально-значимых проблем и изменения среды жизнедеятельности (в контексте поддержания человеко-средового метаболизма, см. Т. М. Дридзе) – городского пространства в целом. Такая деятельность может быть нормирована и запрограммирована в рамках совместной разработки комплексной социально-ориентированной стратегии поддержания социальной структуры локального сообщества и социальной инфраструктуры места проживания. Жители же пока остаются заложниками государственного градостроительства и обеспечивающих его поддержание реформ. В этой ситуации горожане выступают в качестве послушных реципиентов профессиональных услуг, населением города, спроектированного специалистами и построенного властью.

Получается, что социально-обоснованное градоустройство и социально-ориентированное управление на принципах социальной обратной связи, которое должно обеспечить разработку вариантных проектных образцов развития «умного города», определить функциональное назначение цифровизации как вспомогательного, а не детерминирующего сущность изменений инструмента, остается пока не востребованными в контексте политики государства и конкретной реформы городских поселений.   

Заключение (Conclusions). Внедрение цифровых технологий в разные сферы жизни – экономику, образование, сферу услуг и др., стало новым маркером во властно-политическом дискурсе относительно недавно. Однако этот процесс стремительно набирает обороты. Несмотря на то, что роль и значение цифровых инструментов в процессе модернизации территориально-поселенческих объектов ещё не до конца осознаны, уже запущены национальные проекты, которые связали задачи цифровых преобразований с трансформацией традиционных городских поселений. Нетривиальная задача модернизации российский городов и выведение их на новый качественный уровень устойчивого развития не может быть решена только за счет инструментальных цифровых и инженерных средств, как себе это представляют разработчики ведомственного проекта «Умный город». Мы полагаем, что такой техноцентричный подход не только не позволяет системно подойти к решению накопившихся социально-экономических и организационно-управленческих проблем городов – от малых до мегаполисов, но и никак не способствуют выработке новой системы «умного управления» городами, где первичными являются не объекты сложной антропогенной природы, а субъекты управления ими. В случае «умных городов» это горожане, которые должны самостоятельно определить вектор социально-ориентированного развития их среды жизнедеятельности, активизировать потенциал и ресурсы для социокультурной и технико-технологической модернизации своих городов. Но, к сожалению, это не представляется возможным в условиях актуальной парадигмы градостроительства и объектно-ориентированного подхода, подразумевающего развитие городов только на основе нормативных и технических параметров: территориальное планирование, градостроительное зонирование, планировка территории, архитектурно-строительного проектирование, строительство, капитальный ремонт, реконструкции объектов капитального строительства, эксплуатации зданий, сооружений. В итоге, мы можем констатировать, что с учетом сегодняшних «прорывных» возможностей назрел социальный запрос на переход к социально-обоснованному градоустройству, подразумевающего на основе проблемно-ориентированного подхода разработку нового типа социально-ориентированных стратегий, проработку вариативных сценариев развития «умных городов» с учетом изучения и нахождения оптимальных способов решения не только проблем города, но и в первую очередь жизненных проблем горожан. В этом направлении Центр социологии управления и социальных технологий ИС ФНИСЦ РАН продолжает научно-исследовательскую работу по изучению локальных социальных ситуаций в городских поселениях, в том числе и в пилотных «умных городах».