Введение (Introduction). Научный вклад выдающегося российского ученого Т. М. Дридзе разносторонен и обширен: это, во-первых, принципиально новая семиосоциопсихологическая парадигма  социальной коммуникации  (употребляется также термин «семиосоциопсихология»), в центре внимания которой взаимообращенные процессы между человеком и его информационной средой и, во-вторых, экоантропоцентрическая парадигма с ее идеями о неразрывной взаимосвязи между человеком и его жизненной средой, а также социальной и гуманитарной  целесообразности соблюдения гармоничного баланса в связке «человек – жизненная среда»; в качестве элементов жизненной среды современного человека рассматриваются природная, технократическая, рукотворная и информационно-смысловая составляющие, а также «другие люди» (Дридзе, 1984; Дридзе, 2000 а). 

Выдвинутые еще в 90-е годы прошлого века утверждения Т. М. Дризде о необходимости гармоничной взаимосвязи между человеком и всеми составляющими его жизненной среды, а также о социальной и гуманитарной целесообразности перехода от субъект-объектной модели управления – к модели субъект-субъектной, то есть диалогической и социально ориентированной, были апробированы в серии новаторских для времени их проведения социально-диагностических и проектных исследований (Прогнозное…, 1994; Яницкий, 1994). Методологические и методические разработки по материалам проведенных исследований и реализованных проектов остаются востребованными и поныне при определении стратегий социально ориентированного управления (Акимкин, 2015; Тихонов, Богданов, 2020). Востребованы они и в градостроении при определении задач и направлений развития так называемых «умных городов» (Расходчиков, 2022; Шилова, Богданов, 2022), о которых пойдет речь и в настоящей статье.

Методология и методы (Methodology and Methods). При рассмотрении в свете научного наследия Т. М. Дридзе феномена «умных городов», ставших значимыми компонентами жизненной среды современного человека, возникает вопрос о степени гармоничности взаимообращенных процессов между современным человеком и новым компонентом его жизненной среды. К настоящему времени ориентиром научного поиска при определении направлений развития «умных городов» оказываются различного рода полезные («умные») преференции на основе максимально возможной компьютеризации и цифровизации, обеспечивающие, с одной стороны, успех управленческих решений, действий и мероприятий и, с другой, комфортные условия жизни, труда и отдыха для населения.

Расширение задач, стоящих перед российским обществом, актуализирует социальную целесообразность расширения направлений развития «умных городов» (равно как любых других городов, поселков, поселений, сел, домов, строений и т.д.).

Метафора «умный город», распространяющая замечательное человеческое качество на компьютеризированный населенный пункт, представляется вполне уместной: да, современные города действительно становятся «умными», поскольку приобретают, благодаря успехам в сфере искусственного интеллекта, многие соответствующие этому качеству характеристики и особенности. Общепризнанно, что «менталитет» (условный) современного города постоянно совершенствуется: имеются в виду новые возможности в управлении, контроле, многоуровневом реагировании и в целом – в обеспечении достойной жизни горожан.

Новая характеристика-номинация для города, однако, стимулирует возникновение ассоциативных вопросов: можно ли такое же определение применить и для большинства людей, населяющих «умные города»? Речь идет не о медицинских показателях, а о ментальных навыках (способностях, особенностях). Широкое распространение созданных интеллектом человека «умных городов», «умных домов», «умных гаджетов» и т.д. не только не снимает, но актуализирует задачу массового и всестороннего развития самих людей: люди, конечно же, также должны совершенствовать свой менталитет.

Современный среднестатистический человек должен не только уметь пользоваться различными машинами, механизмами, цифровыми устройствами и т.д., но также иметь развитые навыки понимания и ориентирования в сфере социальной коммуникации, которые в которую все мы фактически «погружены», начиная от рождения и далее на протяжении всей жизни; имеются в виду «встречи» с книгами, играми, мультфильмами, фильмами, теле-и радиопрограммами, материалами СМИ, рекламой, интернет-сайтами и т.д.; образовательные мероприятия в детском саду, школе, вузе, музее, лектории и т.д.; общение с родителями, членами семьи, друзьями, знакомыми, управленческими структурами, в рамках чатов, блогов и т.д.  

Для полноценного (адекватного) понимания в сфере социальной коммуникации навыков оперирования информационными массивами и принципами логического анализа недостаточно; необходимо оперирование также данными образно-эмоционального уровня, что недоступно даже самым продвинутым, но все же бездушным системам, устройствам и механизмам. Возможность и социальная целесообразность развития навыков понимания в сфере социальной коммуникации впервые была обозначена Т. М. Дридзе (Дридзе, 1984: 221).

Актуальность проблемы обусловлена ведущимися в глобальном социокультурном пространстве информационно-смысловыми войнами, направленными на качественные изменения в «картинах мира» (социальных представлениях) населения нашей страны. Учитывая эти обстоятельства, наши соотечественники должны уметь принимать взвешенные самостоятельные решения, не оказываясь при этом «жертвой» манипуляций и прочих методов воздействия. Актуальность проблемы обусловлена также поставленной перед нашим обществом задачей воспитания «гармонично развитой и социально ответственной личности». Поднятая проблема актуальна также в связи с принципиально новыми возможностями использования отечественных научных разработок для решения задачи, которая не ставится ни одной зарубежной концепцией, – задачи массового развития навыков понимания в сфере социальной коммуникации. Примечательно, что научная парадигма, позволяющая реально решить столь значимую задачу, была разработана именно в нашей стране.

Научное обоснование. В настоящее время в науке о социальной коммуникации, как известно, «правят бал» современные герменевтические концепции, развившиеся под эгидой постмодернизма (Gadamer, 1976; Фуко, 1994). Декларируемые этими концепциями утверждения о «смерти текста» и «смерти автора» не только узаконили возможность произвольных толкований смыслов и значений (эта возможность широко используется для целей воздействия и манипуляции), но фактически обесценили значимость ментальных навыков в сфере социальной коммуникации (Дридзе, 2000 б).

Принципиально иное представление о смыслах и особенностях их понимания в сфере социальной коммуникации предоставляет (и обосновывает на методологическом, методическом и экспериментальных уровнях) разработанная в рамках российской академической науки семиосоциописхологическая парадигма (Дридзе, 1984; Дридзе, 2000 а). Ее ключевым положением является утверждение о наличии в каждом целом, завершенном коммуникативном акте (произведении, материале, устном выступлении, фильме, пропагандистской кампании и т.д.) виртуальной иерархически организованной структуры коммуникативно-познавательных программ, ориентированных на интенциональность коммуникатора/автора.

Значение термина «интенция» (цель, намерение, стремление), активно использующегося в классической философии и феноменологии (Гуссерль, 1994), в семиосоциопсихологии расширено и уточнено: это «равнодействующая мотивов и целей (точнее – искомого результата) деятельности, общения и взаимодействия людей с окружающим их миром» (Дридзе, 2000а: 16). Соответственно, термин «интенциональность» используется для обозначения формулировки «равнодействующей мотивов и целей» конкретного коммуникативного акта.

Еще одно важное положение связано с утверждением тождества между интенциональностью коммуникативного акта и его смыслом: и то, и другое –самое главное, что хотел сказать, передать, выразить (или утаить) коммуникатор/автор, причем и на уровне осознанных целей, и на уровне не всегда осознаваемых мотивов. Смыслом целостных, завершенных коммуникативных актов, следовательно, является интенциональность коммуникатора/автора, реализуемая на виртуальном плане посредством многоуровневых структур взаимоподчиненных коммуникативно-познавательных программ, вершиной которых оказывается авторская интенциональность. 

В противоположность постмодернистским идеям, декларирующим многозначность и личностный характер смыслов (Gadamer, 1976; Фуко, 1994), семисоциопсихология рассматривает смысл  как константное виртуальное образование, которое в рамках произведения уже материализовалось посредством слов, фраз, прочих выразительных средств  и особенностей их взаимодействия между собой; множественны только складывающиеся в результате восприятия личностные «картины мира», которые могут включать понимание авторской интенциональности (речь идет не об обязательном согласии, а только о понимании), а могут и не включать, в силу разных причин, в том числе ментальных особенностей человека.   

Назовем типичный состав взаимозависимых уровней мотивационно-целевой структуры (любого целостного, завершенного) коммуникативного акта:

1) авторская интенциональность, или смысл;

2) тезисы – антитезисы;

3) аргументы – контраргументы;

4) иллюстрации – контриллюстрации;

5) фоны;

6) фоны к фонам и т.д.

«Набор» и особенности взаимодействия между собой структурных уровней в каждом отдельном произведении зависят от воли и решения автора, однако общий принцип внутренней организации (любых целостных, завершенных коммуникативных актов) универсален, по сути дела, это своеобразная «формула понимания» авторской интенциональности (смысла), которая лежит в основе разработанного в рамках семиосоциопсихологии метода мотивационно-целевого анализа.

При пользовании этим методом становятся зримыми, то есть отраженными в формализованной схеме, индивидуальные особенности мотивационно-целевой структуры изучаемого произведения, причем «верхушкой» структуры оказывается авторская интенциональность, или латентный смысл. Процедура выделения уровней мотивационно-целевых структур и ментального продвижения к смыслу происходит по принципу абдукции – познавательной процедуры, основанной на ментальном продвижении «снизу-вверх», сопровождаемом выдвижением и опровержением гипотез (Peirce, 1976). Доказательством верности полученных выводов оказывается стройность выделенной мотивационно-целевой структуры и невозможность «выстроить» ее как-то иначе.

Посредством обозначенного метода можно получить также данные об особенностях «преломления» воспринятого произведения в сознании человека. Для этого респонденту предлагается ответить на вопрос анкеты о том, что именно автор/коммуникатор хотел сказать (выразить, донести)? Полученная интерпретация представляет собой следы личностных ментальных процессов при «встрече» с анализируемым произведением, которые затем можно сопоставить с (полученной ранее) константной структурой этого же самого произведения и получить представление о степени ее ментального «освоения»: удалось ли респонденту «добраться» до верхушки, то есть до смысла? И если нет, то где, на каком уровне структуры произошел ментальный сбой?   

Научные результаты и дискуссия (Research Results and Discussion). Исследования и эксперименты. К числу ключевых положений семиосоциопсихологии относится также утверждение о том, что качество понимания в сфере социальной коммуникации зависит от социоментальных особенностей личности. Значение термина «социоментальный» шире традиционной трактовки термина «ментальный»: это не только содержательные или функциональные аспекты сознания (ума), но и аспекты технологические, связанные с привычными для человека или группы приёмами (способами, методами, «технологиями») постижения глубинных смыслов в произведениях, материалах, пропагандистских кампаниях и, в целом, в социокультурной среде (Адамьянц, 2017).

Исходя из особенностей «освоения» в интерпретациях (ответах на специальные вопросы анкеты) константной мотивационно-целевой структуры, различают адекватное (по отношению к константному смыслу), частично адекватное и неадекватное понимание.

При адекватном понимании проекция следов ментальных процессов респондента достигает вершины константной мотивационно-целевой  структуры, что свидетельствует о понимании респондентом латентного смысла; статус частично адекватного понимания получают интерпретации, содержащие пересказ аргументов, иллюстрацией, фактов, но  без выхода на мотивационно-целевую доминанту; при неадекватном понимании респондент либо вообще ничего не интерпретирует (не может или не хочет), либо «выхватывает» из ткани воспринятого произведения отдельные события, факты и интерпретирует их безо всякого соотнесения с заданным в анкете вопросом (Адамьянц, 2017).

На протяжении нескольких последних десятилетий (столько времени насчитывают исследования с применением семиосоциопсихологических методов и подходов), число людей, способных к адекватному пониманию воспринятых произведений, оказывается меньшим, чем хотелось бы. Так, по результатом проекта «Общественное мнение», реализованном в 1969-1974 гг. под руководством известного российского социолога Б. А. Грушина, оказалось,  что «…в 7 случаях из 10 предъявленные читателям газетные тексты интерпретировались ими неадекватно цели сообщения, так что замысел коммуникатора во всех этих ситуациях оставался нереализованным»  (Массовая…, 1980: 242); адекватно понять смысловые особенности предложенного им газетного текста сумели только 14% респондентов (Дридзе, 1984: 172-179).

Процентное значение числа количества респондентов, сумевших дать интерпретацию, адекватную авторской интенциональности, оказывается несколько выше при восприятии произведений художественных жанров.

В 2010 г. адекватное понимание мотивационно-целевой направленности любимой в детстве сказки и понравившегося произведения (по собственному выбору) обнаружили 26% респондентов; частично адекватное понимание – 49%; неадекватное – 25%.  

В 2013 г. адекватное понимание при интерпретировании произведения, повлиявшего на мировидение (по собственному выбору),  обнаружили 17% респондентов; частично адекватное – 45%; неадекватное – 37%.

В 2017 г. адекватное понимание при интерпретировании содержащейся в анкете притчи («Мудрый  странник») обнаружили 47% респондентов; частично адекватное – 26%; неадекватное – 27%.

Увеличение в социуме (городе, поселке, селе, коллективе, группе и т.д.) числа людей, способных к адекватному пониманию в сфере социальной коммуникации, социально значимо. Комплекс полученных в названных выше исследования данных (использовалась многоуровневая анкета с большим количеством открытых вопросов) зафиксировал высокий уровень социализации и социальной адаптации респондентов, обнаруживших способность к адекватному пониманию. По сравнению с респондентами, которым таких способностей обнаружить не удалось, эти люди в массе своей были лучше осведомлены об актуальных проблемах современной России; знали больше персоналий, наименований, событий, фактов; пользовались большим авторитетом в коллективе/группе; чаще обращались к материалам СМИ информационных и общественно-политических жанров, художественной литературе классического уровня и прочей социокультурной продукции; были более ответственны и успешны в учебе или карьере (Адамьянц, 2017).

Возможно ли научить пониманию? Высказанная Т. М. Дридзе идея о возможности массового развития навыков понимания в сфере социальной коммуникации была апробирована в ряде экспериментов, в частности в уже упоминавшемся проекте РФФИ «Задачи и методы социоментального развития современной молодежи: теория, исследования, эксперименты», 2015-2017 гг.».

Эксперимент проходил в студенческих группах в рамках дисциплин по социальной коммуникации. Процедура состояла из двух этапов знакомства с однотипными по степени сложности, объему и жанровой специфике текстами (для эксперимента были выбраны две притчи и два стихотворения) и последующего задания сформулировать главное, что автор/коммуникатор хотел сказать, передать, выразить.  В промежутке между первым и вторым этапами анкетирования студенты получили небольшой комплекс сведений об общих принципах структурой организации любых целостных, завершенных коммуникативных актов, знакомство с которыми позволяет «выстроить» в уме виртуальную мотивационно-целевой структуру, аналогичную той, что содержится в воспринятом произведении. В процессе эксперимента следовало определить, изменилось ли качество понимания однотипных текстов после знакомства с основными принципами семиосоциопсихологии. Все этапы эксперимента прошли 53 студента, обучающихся гуманитарным специальностям в ведущих вузах страны и заинтересованных в оценке и развитии своих навыков понимания.

Полученные результаты показали положительную динамику. Так, при интерпретировании смысловых доминант предложенных студентам стихотворений («Незнакомка» А. Блока и «Послушайте!» В.Маяковского) показатели адекватного понимания выросли с 17% до 25%; процентное значение данных о частично адекватном понимании выросло с 34% до 43%; соответственно, уменьшились с 49% до 32 % показатели неадекватного понимания.

При интерпретировании смысловых доминант предложенных студентам притч («Мудрый странник» и «О встрече с тигром») показатели адекватного понимания оказывались стабильно высокими на каждом этапе эксперимента – 57%; процентное значение данных о частично адекватном понимании выросло с 20% до 26%; соответственно, уменьшились (с 23% до 17%) показатели неадекватного понимания.

Заключение (Conclusions). Широкое применение возможностей искусственного интеллекта в России, где одной из главных стратегических целей обозначено гармоничное развитие личности, актуализирует задачу ментального совершенствования и самих людей. Наши соотечественники, проживающие в «умных» городах (поселках, домах и т.д.), в массе своей владеют, конечно же, гораздо большим, нежели в не столь отдаленные времена, объемом знаний, познаний и практических навыков, причем особое место в их «ментальном багаже» занимают навыки практического использования технических изобретений и информационно-коммуникационных технологий: машин, компьютеров, гаджетов и прочих электронных устройств.

Следующим и не менее важным этапом нашего общего ментального совершенствования может и должно стать массовое развитие способностей к пониманию глубинных смыслов в сфере социальной коммуникации. Для реализации этой задачи необходимо включение в стратегические задачи отечественного образования и воспитания не только накопление знаний, компетенций и практических умений, но и развитие ментальной сферы обучающихся.

В настоящее время для знакомства с основными принципами внутренней структурной организации любых произведений/материалов, что позволяет углубленное понимание их латентных смыслов, разработаны учебные программы и учебники (Адамьянц, 2020), которые используются в ряде вузов страны; впереди продолжение работ по созданию программ, учебников и учебных пособий с учетом всех возрастов обучающихся, а также продолжение исследований и экспериментов.  

Социальный выигрыш от увеличения в российском обществе людей, способных к адекватному пониманию в сфере социальной коммуникации, бесспорен: только понимающая личность способна противостоять экспансии массовой культуры, потребительской идеологии и прочим методам влияния и воздействия, причем не в силу указаний «свыше» или установившейся в коллективе или группе «моды», а взвешенно и самостоятельно. Только понимающая личность способна осознанно любить свою страну, свой город (поселок, поселение, село, дом) и всячески способствовать их развитию и процветанию; в таком случае все нюансы смысловых значений терминов «умный город», «умный дом» и т.д. окажутся вполне оправданными.