Введение (Introduction). В 2019 году в мире насчитывалось около 272 миллионов международных мигрантов, что составляет примерно 3,5% мирового населения^[1]. Это число включает в себя людей, которые иммигрировали для работы и учебы, а также беженцев и перемещенных лиц, которые были вынуждены покинуть свои дома по причинам преследования по религиозным и иным мотивам, военных конфликтов и стихийных бедствий. Во многих частях мира иммигранты сталкиваются с новыми проблемами в принимающих их странах, включая языковые барьеры, отсутствие доступа к социальным и медицинским услугам и этническую стигматизацию. Нынешняя пандемия за короткое время изменила мир и еще больше усилила эти трудности и оставила многих иммигрантов без работы и возможности возвращения на родину. Стремясь обуздать распространение коронавируса, страны прибегают к ужесточению охраны своих границ и введению ограничений на поездки. Ограничение мобильности и мер социального дистанцирования привели к тому, что миллионы людей потеряли свои рабочие места, значительно ограничили личное общение и перевели жизнь в виртуальную сферу. Ограничение мобильности также нарушило доставку гуманитарной помощи и во многих случаях ограничило доступ к системам здравоохранения для некоторых наиболее уязвимых категорий, таких как беженцы и внутренне перемещенные лица (ВПЛ). Вместе с тем необходимо учитывать, что беженцы прибыли из региона, где достаточно высок процент верующих. Поэтому вместе с медицинской, гуманитарной помощью, они нуждаются и в условиях для отправления своих религиозных обрядов.

Проблема терроризма, вместе с тем, никуда не делась, просто отодвинулась по времени. Появление территорий, подконтрольных террористическим организациям, привело не только к изменениям политической карты, но и к воздействию на социально-политическую ситуацию в регионе (Гаджимурадова, 2017: 189). Внутренне перемещенные лица и беженцы из мест боевых действий оказались в условиях перенаселенности и практически без доступа к основным санитарным услугам. Часто сталкиваясь с административными, финансовыми, правовыми и другими барьерами на пути доступа к системе здравоохранения, беженцы и ВПЛ, как правило, подвергаются более высокому риску заражения болезнями в целом, включая Covid-19. Наступление пандемии Covid-19 усугубило и без того сложные условия жизни иммигрантов, а также беженцев, ВПЛ и других лиц, сталкивающихся с гуманитарными кризисами. По данным Продовольственной и сельскохозяйственной Организации Объединенных Наций (ФАО), «страны с существующими гуманитарными кризисами особенно подвержены воздействию пандемии как с точки зрения прямого воздействия на здоровье людей, так и с точки зрения косвенных последствий, таких как отсутствие средств к существованию, основным услугам, а также гуманитарной помощи^[2].

Методологияиметоды (Methodology and methods). Согласно данным, собранным управлением Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН), гражданская война в Сирии, начавшаяся в 2011 году и превратившаяся в один из самых страшных гуманитарных кризисов XXI века, привела примерно к появлению 5,6 млн. беженцев и 6,6 млн. ВПЛ^[3]. С наступлением Covid-19 миллионы сирийцев, живущих в неадекватных условиях, оказались в группе риска, связанном с возможностью заражения новым вирусом. В Ливане устойчиво слабая экономика, которая спровоцировала экономический кризис в 2019 году. Плохая коммунальная инфраструктура, связанная с некачественным водо- и электроснабжением в сочетании с распространением Covid-19 еще больше усугубили проблемы, с которыми сталкиваются сирийские беженцы в стране, которая не смогла должным образом справиться с кризисом беженцев. Беженцы в Ливане полагаются на помощь и содействие неправительственных и других международных организаций, таких как УВКБ ООН, которые предоставляют широкий спектр услуг, начиная от доставки основных ресурсов, необходимых для выживания, и заканчивая медицинской помощью. В Сирии продолжающаяся война значительно ослабила инфраструктуру здравоохранения и привела к перемещению миллионов людей. С декабря 2019 года почти один миллион ВПЛ покинули места боевых действий в провинции Идлиб. Эти внутренние переселенцы сталкиваются с особенно сложной дилеммой: должны ли они оставаться в переполненных лагерях и ждать, пока вирус Covid-19 распространится среди них, или же они должны покинуть лагеря и эмигрировать в места, где они могут быть лучше защищены от распространения вируса, но потенциально оказаться в эпицентре новой битвы?

В статье использована официальная информация правозащитных и гуманитарных организаций, которые работают с сирийскими беженцами в Ливане и с ВПЛ в Сирии, поскольку они имеют непосредственный контакт с этими общинами и знают о проблемах, с которыми столкнулись беженцы во время пандемии Covid-19.

Положение сирийских беженцев в Ливане в период пандемии Covid-19. Военные действия ИГИЛ (запрещена в России) в Сирии вынудили большую часть мирных жителей стать беженцами или внутренне перемещенными лицами. Большинство сирийских беженцев оказались на территориях приграничных государств: Ливана, Турции, Иордании. Те, кто имел больше возможностей, постарались покинуть данный регион и просить убежища в странах Европы. Страны приема столкнулись с большими трудностями по приему и размещению беженцев.

Условия проживания в лагерях беженцев в Ливане ухудшились в связи с пандемией коронавируса. Первые случаи нового коронавируса были зафиксированы 21 февраля 2020 года у ливанских граждан, вернувшихся из города Кум в Иране. Стремясь сдержать распространение вируса, ливанское правительство приняло ряд мер. Сухопутная, воздушная и морская границы были закрыты 18-ого марта, а 26-ого марта был введен комендантский час, во время которого с 7 вечера до 5 утра жителям не разрешалось покидать свои дома, в связи с чем была скорректирована работа организаций и предприятий.

Как отмечалось выше, среди сирийских беженцев есть люди, принадлежащие к разным этническим группам и разных вероисповеданий. В Ливане почти половина населения является христианами, что учитывается даже при формировании правительства на паритетных началах. Сирийские беженцы, независимо от религиозной принадлежности, имели возможность отправлять свои религиозные обряды, получать помощь от различных гуманитарных организаций, в том числе и от Общества Красного Креста и Красного Полумесяца. Если во время вынужденной изоляции всем верующим – и ливанцам, и сирийцам – предписывалось отправлять религиозные обряды по месту проживания, то сразу после частичного снятия ограничительных было заявлено, что христианские и мусульманские места отправления религиозных обрядов смогут принимать верующих на 30 процентов от их максимальной вместимости во время пятничных молитв и воскресных месс.

Когда случаи заболевания Covid-19 стали регистрироваться в Ливане, усилились опасения среди беженцев, для которых соблюдение условий самоизоляции и социальной дистанции практически оказались невозможны. В мае 2015-ого года Управлением Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) в Ливане было зарегистрированы 1,184,427 сирийских беженцев. По состоянию на 31 января 2020 года их число сократилось до 910,256^[4]. Расхождение между цифрами 2015 и 2020 годов объясняется тем, что беженцы покинули Ливан (вернулись в Сирию или транзитом попали в третью страну) или умерли, находясь в Ливане. По данным международной кризисной группы^[5], фактическое число сирийских беженцев в Ливане на сегодняшний день составляет около 1,5 млн. человек – то есть чуть меньше четверти от населения страны^[6]. Еще в мае 2015 года «ливанское правительство официально обратилось к УВКБ ООН с просьбой прекратить регистрацию беженцев, чтобы помешать их прибытию (Hochberg, 2019: 4). Однако приток беженцев в страну не прекратился, а это означало, что вновь прибывшим было отказано в регистрации. Кроме того, некоторые беженцы, спасающиеся от войны в своей родной стране, не смогли предоставить официальные документы, удостоверяющие личность. Это означало, что они не смогут зарегистрироваться в качестве беженцев и не смогут зарегистрировать браки и рождение детей. Кроме того, те, чьи документы на проживание должны быть продлены, боятся проходить необходимые процедуры в сирийском посольстве в Ливане, опасаясь экстрадиции или других юридических мер против них.

Ливан не является участником конвенции о беженцах 1951 года или протокола к ней 1967 года, и правительственное регулирование кризиса беженцев было осуждено правозащитными организациями. Организация HumanRightsWatch^[7] раскритиковала Ливанское правительство за принятие дискриминационных мер и правил в отношении сирийских беженцев. С начала эпидемии Covid-19 ограничительные меры и экономический кризис поставили сирийских беженцев в Ливане в еще более уязвимое положение.

По данным Inter-agencyInformationManagementUnit за 2019 год, 66% сирийских беженцев в Ливане проживает в жилых зданиях, 19% - в неформальных поселениях и 15% - в нежилых помещениях^[8]. В целом 55% зарегистрированных сирийских беженцев в Ливане живут в условиях, которые «представляют серьезную угрозу для здоровья жителей и принимающего населения (Kluge, Jakab, Bartovic, D’anna, Severoni, 2020: 1238). Некоторые из основных проблем в этих условиях заключаются в отсутствии доступа к медицинским услугам и отсутствии основных удобств, таких как чистая проточная вода и мыло, что особенно важно для мусульман, особенно при совершении молитвенного обряда.

Ливанское правительство не предоставляет бесплатные медицинские услуги сирийским беженцам. Такие услуги предоставляются неправительственными организациями (NGOs), учреждениями ООН и другими международными и региональными гуманитарными организациями. Продолжающийся экономический и банковский кризис в Ливане привел к высокой инфляции, и ливанский фунт потерял примерно 40% своей стоимости с октября (Knecht, Francis, 2020). Это, в свою очередь, «сказалось на деятельности негосударственных организаций, включая предоставление услуг, поскольку снятие денег и осуществление банковских переводов стало еще сложнее (Atrache, 2020: 20). Пандемия Covid-19 и связанные с ней ограничения мобильности подорвали способность организаций по оказанию необходимых услуг, на которые рассчитывали беженцы. Более того, по данным HRW (2020)^[9], по меньшей мере 21 ливанский муниципалитет ввел дополнительный комендантский час для сирийцев во время пандемии, который не распространялся на ливанских граждан. Это еще больше нарушило работу организаций по оказанию помощи беженцам, поскольку неясно, когда и как они могут попасть в лагеря беженцев. Согласно данным организации TheNewHumanitarianorganization (2020), доступ зависит от уже существующих отношений с местными властями (Chehayeb, Sewell, 2020). Это влечет за собой серьезные последствия не только потому, что они не обеспечивают беженцам доступ к санитарным ресурсам, необходимым для борьбы с распространением вируса, но и для регулярного получения медикаментов тем, кто уже проходит лечение. Более того, учитывая, что большинство беженцев не имеют легального источника дохода, гуманитарная помощь в виде продовольствия, воды и других необходимых материалов стала спасательным кругом.

Экономический кризис вкупе с комендантским часом и чрезвычайным положением ограничил возможность работать (легально или нелегально) и тем самым лишил средств к существованию как беженцев, так и ливанских граждан. Кроме того, в результате введения комендантского часа и страха заражения вирусом число беженцев, посещающих медицинские центры, сократилось. Ассоциация Amel и организация Врачи без границ (MSF), две негосударственные организации, управляющие клиниками, обслуживающими сирийских беженцев, заявили, что «число людей, посещающих их центры по всему Ливану, сокращается, и в марте [MSF] зафиксировала 30-процентное снижение числа посещений (Chehayeb, Sewell, 2020).

В соответствии с ливанским законодательством, с 2015 года сирийские беженцы в Ливане могли получить официальный вид на жительство, который стоит 200 долларов США в год при выполнении определенных условий, таких как: регистрация в качестве беженца в УВКБ ООН, предоставление доказательств владения имуществом или выписки с банковского счета, подтверждающие наличие достаточных средств для обеспечения жизни в Ливане, спонсорство ливанского гражданина или наличие матери – ливанки. С 2017 года сбор в размере 200 долларов США не взимается с сирийских беженцев, которые были зарегистрированы в УВКБ ООН до января 2015 года. Поэтому беженцы, прибывшие в Ливан после января 2015 года, сталкиваются со многими трудностями в получении необходимых документов для законного проживания в стране. Естественно, некоторые из перечисленных критериев, такие как финансовая отчетность и право собственности, недоступны для беженцев, спасающихся от войны, а поиск ливанского спонсора чреват риском эксплуатации. Кроме того, сбор в размере 200 долларов слишком велик для беженцев, которые не имеют постоянного источника дохода.

Министерство здравоохранения Ливана создало горячую линию, по которой люди могут звонить, если у них есть подозрение на симптомы заболевания ковид-19. Предполагается, что человек, испытывающий симптомы, не будет иметь никаких препятствий для того, чтобы позвонить по правительственной линии обслуживания, поделиться информацией о том, где и с кем он живет, и отправиться на обследование. Однако, по данным HRW, сирийские беженцы сообщили им и другим учреждениям по оказанию помощи о своем страхе дальнейшей дискриминации и стигматизации, если они заразятся Covid-19. Некоторые сирийские беженцы даже выразили опасения быть депортированными, если у них проявятся симптомы Covid-19. Они ссылаются на эти страхи как на сдерживающий фактор для обращения за медицинской помощью, даже если они имеют соответствующие симптомы (Majzoob, Hardman, 2020). В интервью с национальным общественным радио (NationalPublicRadio) Мохаммад Талеб, работающий в гуманитарной организации «Басме и Зейтуне» (Basmeh&Zeitooneh) и руководящий общинным центром для беженцев в районе Бекаа, заявил, что «многие сирийцы страдают от стигматизации, поскольку большинство ливанцев просто предполагают, что сирийцы с большей вероятностью будут заражены коронавирусом из-за предполагаемого отсутствия гигиены и тесноты жилых помещений лагерей (Fordham, 2020).

По сравнению с другими странами распространение пандемии в Ливане не было столь острым. По состоянию на 3 июня 2020 года было зарегистрировано 1,256 подтвержденных случаев заболевания и 27 смертей. Однако в условиях развала экономики, ограничительной политики в отношении беженцев, отсутствия доступа к ресурсам, необходимым для борьбы с новым вирусом, а также нависшей угрозы возможной депортации и дальнейшей стигматизации наступление Covid-19 усугубило и без того сложную обстановку, окружающую сирийских беженцев в Ливане. По ту сторону границы в соседней Сирии, ВПЛ сталкиваются с аналогичными условиями с дополнительным элементом возможности вновь оказаться в зоне боевых действий ДАИШ.

Научные результаты и дискуссия (Research Results and Discussion). Деятельность ДАИШ в период пандемии Covid-19. Сторонников ДАИШ, «Талибана», «Аль-Каиды» и еще десятка запрещенных в РФ террористических организаций, которые не отказались от идеи всемирного халифата и джихада против «неверных», коронавирус не заставил изменить свою тактику. Covid-19 стал для них очередным источником самопиара: они предлагают свои варианты религиозного обоснования причин появления пандемии и пытаются воспользоваться бедственным положением людей. В то время, когда большинство стран, которые принимали участие в борьбе с террористическими организациями, заняты борьбой с последствиями пандемии в собственных странах, члены террористических организаций решили использовать Covid-19 в своих пропагандистских целях. С самого начала своего появления, когда вирус охватил европейские страны, он рассматривался исламистами как «божья кара», посланная в наказание «неверным». Как пишет Андрей Серенко, по мнению проповедников ДАИШ, вирус настиг только некоторые страны: во-первых, это атеистический и коммунистический Китай, где преследовали и убивали мусульман-уйгуров. Во-вторых, христианская Италия, где находится резиденция папы римского, предводителя крестоносцев – извечных врагов ислама. В-третьих, сионистская Америка, которой правят иудеи и чья армия уже много десятилетий убивает мусульман в Афганистане, Ираке, Сирии и других странах. В-четвертых, это шиитский Иран, преследующий мусульман-суннитов в Ираке и Сирии» (Серенко, 2020). Тогда джихадисты использовали слоган «Коронавирус – это солдат Аллаха». Впоследствии, по мере распространения вируса и в других странах, а также среди самих террористов, джихадисты стали делать акцент на том, что пандемия является не только наказанием «неверных», но и важным испытанием для самих мусульман на верность Всевышнему. Вместе с тем идеологи «халифата» приравняли смерть верующего от коронавируса к гибели «моджахеда» на поле боя, таким образом героизировав эту смерть. Конечно, расчет больше идет на людей невежественных и запуганных вирусом. И основной версией происхождения вируса, согласно трактовке террористов, является провозглашение его «воином Аллаха».

Можно говорить о том, что пандемия развязала руки террористам. Это заметно по их активности в Сирии и Ираке с начала года, слаженной работе вербовщиков во всех странах, где существуют их ячейки^[10]. Covid-19 оставил многих без работы и средств к существованию. В связи с этим велик риск того, что армия террористов ДАИШ пополнится за счет молодых людей, которые за небольшую плату будут готовы жертвовать своими жизнями в Сирии и Ираке. Поэтому столь важно даже эпоху пандемии «наблюдение и предотвращение экстремистских и террористических атак, с одной стороны, и недопущение экстремистских идеологий – с другой» (Вирккунен, Гаджимурадова, 2018: 138).

Внутренне перемещенные лица в Идлибе: между Covid-19 и ДАИШ^[11]. Учитывая, что по состоянию на 3 июня 2020 года на территории, контролируемой правительством в Сирии, зарегистрировано 123 случаев заболевания и 6 смертельных случаев, распространение нового вируса в Сирии не считается серьезным. Тем не менее, сирийское правительство приняло ряд мер, включая введение комендантского часа 24 марта и запрет любых поездок между провинциями и даже между сельскими и городскими районами 27 марта. Эти меры, по-видимому, были эффективными в поддержании распространения вируса. Кроме того, сирийское правительство начало процедуру эвакуации своих граждан из Армении, Объединенных Арабских Эмиратов, Египта, Судана, России, Омана, Кувейта, Ирака и Катара. Чтобы сдержать распространение вируса, всех прибывших перевели в карантинные центры сроком на две недели. Важно отметить, что эти меры исполняются только на территории, находящейся под контролем правительственных сил.

Община ВПЛ в Сирии, в основном состоящая из мусульман-суннитов, и по данным УВКБ ООН, составляет примерно 6,5 миллиона человек^[12], уязвима к заражению этим вирусом. Это связано с целым рядом причин, в том числе с плохими условиями жизни и инфраструктурой здравоохранения, ослабленной 9-летней гражданской войной. Для вынужденных переселенцев из провинции Идлиб на северо-западе Сирии, где в прошлом году активизировались боевые действия, ситуация особенно тяжелая. По данным управления по координации гуманитарной деятельности, с декабря 2019 года примерно 960,000 из примерно 4 миллионов человек, проживающих на северо-западе Сирии (включая Идлиб и Северный Алеппо), были перемещены в связи с усилением боевых действий между правительственными войсками и повстанческими группировками^[13]. Турция закрыла свои границы для сирийских беженцев, вынудив ВПЛ прийти в движение в поисках других мест убежища. Условия, в которых живут ВПЛ, будь то лагеря, школы или другие общественные места, могут способствовать быстрому распространению вируса, если он появится в общине ВПЛ. Такая ситуация осложнила еще больше жизнь верующих из числа ВПЛ, которые во время пандемии испытывали трудности в совершении обрядов и молитв в мечетях, потому что большинство из них были закрыты или труднодоступны.

Боевые действия в Идлибе привели к разрушению гражданской инфраструктуры, включая медицинские учреждения, школы, пекарни и другие объекты, что привело к нарушению предоставления основных услуг в этом районе. По словам Руперта Колвилла, пресс-секретаря Управления Верховного комиссара ООН по правам человека, с начала боевых действий в Идлибе в апреле 2019 года был поврежден 61 медицинский объект^[14]. Более того, в течение многих лет сирийцев не пускали в Турцию, которая с самого начала гражданской войны в Сирии боролась с наплывом беженцев на свою территорию. По состоянию на 28 мая 2020 года, в Турции находились 3,579,368 зарегистрированных сирийских беженцев^[15]. Однако сирийцам, проживающим в Сирии, страдающим от тяжелых заболеваний, таких как рак, был разрешен въезд в Турцию для лечения (Al Hosse, Edwards, 2020). В связи с пандемией молельные дома и мечети в Турции были закрыты для посещения верующих, а стамбульская мечеть и ряд других мечетей, к примеру, были превращены в продовольственный банк, чтобы помочь нуждающимся во время пандемии Covid-19.

В начале марта 2020 года при посредстве России и Турции, удалось достичь соглашения о прекращении огня в регионе, в соответствии с которым был создан «коридор безопасности протяженностью 6 километров к северу и 6 километров к югу от шоссе М4, где было осуществлено совместное российское и турецкое патрулирование^[16]. Однако в соглашении не было упоминания о безопасной зоне, в которой могли бы укрыться ВПЛ. В сентябре 2018 года президенты России и Турции достигли соглашения, в соответствии с которым между двумя сторонами была создана буферная зона деэскалации. Но даже это перемирие – как и несколько других – рухнуло. Таким образом, долговечность нынешнего режима прекращения огня вызывает сомнения, оставляя ВПЛ две возможности: ждать, пока вирус прибудет в их переполненные лагеря, или вернуться домой, где боевые действия могут начаться с прежней силой.

По данным Управления по координации гуманитарной деятельности «около 126,000 человек, перемещенных на северо-западе Сирии, переехали в районы мухафазы Идлиба и западного Алеппо, откуда они были перемещены с 1 декабря 2019 года. 71% возвращенцев сделали это в первой половине апреля, а 29% вернулись еще в марте. Из 126,000 человек 106,000 человек вернулись в свои родные места, и около 20,000 человек, которые были перемещены дважды, уже вернулись в районы своего первого перемещения. ВПЛ возвращаются в места, рядом с теми, где до прекращения огня в марте шли ожесточенные бои. Хотя соглашение о прекращении огня все еще действует, битва за Идлиб еще не закончена и пока может считаться «дремлющим» конфликтом. Таким образом, вынужденные переселенцы, покинувшие лагеря из страха заразиться вирусом Covid-19, могут быть вынуждены вновь бежать из-за возобновившихся боевых действий и из страха стать заложниками боевиков ДАИШ.

Заключение (Conclusions). 16 марта на брифинге для СМИ, посвященном Covid-19, генеральный директор ВОЗ Тедрос Адханом заявил, что «самый эффективный способ предотвратить инфекции и спасти жизни людей – это разорвать цепи передачи инфекции. А чтобы сделать это, нужна изоляция^[17]. Однако для беженцев и ВПЛ ни изоляция, ни тестирование не являются реально осуществимыми превентивными мерами. Это объясняется двумя наборами факторов. Первый связан с условиями их жизни. Учитывая перенаселенность, отсутствие доступа к чистой воде и санитарным ресурсам, беженцы подвергаются более высокому риску как заразиться самим, так и заразить других людей. Второй фактор связан с законодательными или иными мерами, ограничивающими их доступ к медицинской помощи. Отношение ливанского правительства к сирийским беженцам создало атмосферу недоверия и страха быть депортированными обратно в Сирию. В Сирии за 9 лет продолжающейся войны значительно ослабла инфраструктура здравоохранения, что затруднило контроль за распространением вируса.

Сирийские беженцы в Ливане и ВПЛ в Сирии, являющиеся представителями различных этноконфессиональные групп, проживающих постоянно на территории Сирии, из-за боевых действий на родине и пандемии оказались в сложной ситуации: с одной стороны, большинство из них остались без медицинской и гуманитарной помощи, с другой стороны, верующие оказались лишены привычных условий для совершения религиозных обрядов.

Распространение вируса ковид-19 пролило свет на последствия войны в условиях обострения чрезвычайной гуманитарной ситуации. Беженцы в Ливане и вынужденные переселенцы из провинции Идлиб на северо-западе Сирии оказались в порочном кругу, в котором они, спасаясь от войны, попали в ловушку Covid-19.